Когда особые люди работают в гриме
Недавно в «Социальной школе Каритас» Санкт-Петербурга состоялся практико-ориентированный семинар-тренинг по театральной арттерапии и артпедагогике «Протеатр: пространство игровой коммуникации». Участники семинара знакомились с практикой и теорией театральной искусствотерапии и реабилитационной артпедагогики как частями системы творческой реабилитации людей с нарушениями интеллекта. Потребность в такого рода занятиях не подлежит сомнению. Всем думающим организаторам театральных проектов с участием особых людей (движение «протеатра») приходится, рано или поздно, отвечать на следующие вопросы:
- насколько правильно мы понимаем язык тела, символику мимики и жестов особого артиста?
- осознаем ли мы отдаленные последствия театральных перевоплощений для психики особого человека?
- что из театрального материала может выноситься на публику, а что должно оставаться в закрытом пространстве эксперимента?
- какое послание зрителю несет в себе театральный продукт, прошедший «горнило» режиссуры и «закалившийся» в сценических представлениях?
Во время семинара произошло немало открытий, удививших как видавших виды профессионалов, так и новичков «протеатра». Мастер-класс педагога дополнительного образования и руководителя цирковой студии «Солнечная арена» Санкт-Петербургского государственного специализированного учреждения социального обслуживания «Дом-интернат для детей с отклонениями в умственном развитии № 1» Аллы Викторовны Воробьевой стал событием в бурном течении семинара. Мастер-класс носил название «Цирковая студия детей с синдромом Дауна».
— Как вы пришли к созданию цирковой студии в специализированном детском доме?
— Алла Воробьева: Я закончила цирковое училище, отработала в цирке акробатом-гимнастом до пенсии. Когда перестала работать в цирке, стала думать, что же мне делать дальше. Время было тяжелое, 1990-е годы. Поработала билетером в цирке и подумала: «Нет, это не для меня».
И тут оказалось, что одна моя приятельница, с которой мы когда-то пересекались по работе в цирке, ведет детскую цирковую студию при Доме творчества, но собирается уходить оттуда. Она сказала: «Мне нужно кому-то передать студию, чтобы не бросать детей». Я приняла этот коллектив и мы с успехом стали заниматься.
Однажды Наталья Лебедева (которая ведет в петергофском доме-интернате студию клоунады) пригласила наш коллектив в детский дом на праздничный концерт. Мы приехали и выступили с программой минут на сорок. Самому маленькому артисту было пять лет, он был уже жонглер, кстати. У нас вообще были достаточно профессиональные детские номера. Когда директор детского дома Валерий Николаевич Асикритов нас увидел, то сказал: «Как бы я хотел, чтобы в нашем детском доме что-то подобное было!» Но, глядя на детей, которые там живут, я подумала: «Нет, это что-то нереальное, из области фантастики». Но ведь Наталья Лебедева создала там студию клоунады. Мы с Натальей очень дружны и, можно сказать, являемся близкими родственниками: я крестная мама у ее ребенка, она – у моего. Наталья со мной советовалась, когда делала свое клоун-шоу. Я смотрела на ее занятия, мне это казалось интересным. Уже тогда я заметила, что когда особые люди работают в гриме и в костюмах, то отклонения в их развитии не так уж заметны.
Затем я уехала в Финляндию – пять лет проработала в творческой школе искусств города Лаппеенранта. Когда вернулась в Санкт-Петербург, Наталья тут же мне предложила заниматься с детьми в детском доме. Валерий Николаевич, директор, меня помнил. На работу меня приняли сразу. Я приехала, посмотрела группу, которую мне предложили – это были ребята с синдромом Дауна. Изначально мне было все равно, какие именно будут дети, но надо было с чего-то начинать.
В первый год меня поставили воспитателем в эту группу, чтобы с ними познакомиться поближе. Поначалу занятий акробатикой и жонглированием, как таковых, не было. Просто каждый день я приходила на работу и в свободные минуты мы с ними что-то пробовали делать с разными предметами, потихоньку втягиваясь, как бы играючи, в цирковое ремесло. Дети проявляли большой интерес к этому, но навыков у них не было никаких вообще. Я даже думала, что ничего не получится. А потом вдруг у них начало получаться. И тут такой момент: у кого-то получилось, кого-то похвалишь, и другим тоже хочется, чтобы их похвалили, они стараются. К концу первого года мы сделали маленький сценический номер.
На второй год я ушла с воспитательской работы и стала заниматься только цирковой студией. Сейчас я занимаюсь с разными детьми, не только с синдромом Дауна. Но основной творческий коллектив – тот, который вы видели на семинаре. У нас уже получается акробатика, а сначала они не могли даже кувырок сделать, не понимали, как это делать. Еще было трудно детям с синдромом Дауна научиться прыгать – может быть, потому, что у них плоскостопие.
Они начинают фантазировать
Благодаря профессиональному владению цирковым ремеслом, природному таланту мастера-педагога и тонкому чутью психолога-арттерапевта, Алла Викторовна преодолела многие врожденные ограничения маленьких артистов и, самое важное, развеяла множественные устойчивые стереотипы директивной педагогики и репрессивной психиатрии. Например, представители официальной медицины до сегодняшнего дня утверждают, что «…в целом на протяжении жизни больного может быть не более 5 главных фенотипических портретов, отражающих основные периоды их постнатальной жизни. …Портрет четвертый приходится на пубертатный период. …Как правило, у детей с синдромом Дауна резко страдают функции высшей нервной деятельности. Это проявляется в отсутствии способностей к обобщению, сравнению и анализу. …Творческая деятельность исключается, т.к. ребенок способен только копировать, т.е. речь идет об “уродливой имитации”. Эстетические чувства отсутствуют» (Синдром Дауна. Медико-генетический и социально-психологический портрет / под ред. Ю.И. Барашнева / М., «Триада-Х», 2007. С. 23-26). Но мы вновь возвразаемся к разговору с самой Аллой Викторовной
— Вы как-то используете особую пластику людей с синдромом Дауна?
— А. В.: Да. У них же суставы очень подвижные. Они легко делают шпагат, им без разницы, просто сидеть или сидеть на шпагате. Единственное, что мы сейчас занимаемся подкачкой – у них мышцы слабые.
Наблюдаемые нами умения жонглировать двумя и тремя предметами (мячами, кольцами, булавами), управлять вращающимися тарелками на одном и двух вертикальных шестах, запускать хула-хупы с возвратным движением, работать в парном жонгляже разрушили безапелляционные утверждения кафедральных теоретиков. Особенно наглядными примерами ошибочности академических писаний явились коллективные номера и исполнение прыжков через канат-скакалку (подскок на ногах и на большом шаре-мяче), а также кувырки, перевороты, стойки на плечах и на голове. Следуя принципу «протеатра» о том, что культурологический подход предполагает вывод особого человека из дефектологического контекста, ученики переводят свои стигматизирующие особенности (выворотность суставов, небольшой рост, выраженную «монголоидность» в чертах лица) в сценические достоинства (безупречное исполнение шпагата и всех упражнений, завязанных на растяжку, аккуратность в исполнении номеров, мягкость исполнительского рисунка, создание образа цирковой семьи).
— Изначально вы занимались с ними по какой-то конкретной методике или шли путем проб и ошибок?
— А. В.: Поначалу было непонятно, как работать, было не у кого спросить, не с кем посоветоваться. Но помог опыт. Я работала в Финляндии с обычными детьми, но часто без явных способностей. Вот они хотят заниматься, я должна с ними заниматься. Основные методы – доброта, поощрение. Надо заинтересовать детей. А как можно заинтересовать? Показываешь им фотографии, видеоматериалы с выступлениями всевозможных детских коллективов. Они смотрят, им тоже хочется. Бывает, что они не хотят заниматься, нет настроения. Тогда можно попробовать такой вариант: надеваем костюмы и делаем представление для самих себя. Тогда они начинают фантазировать. А потом, когда я работала в Санкт-Петербурге с коллективом обычных детей, там надо было получать какие-то лауреатства и прочее, а здесь Валерий Николаевич мне говорит, что это все не важно, главное, чтобы дети могли заниматься. Нет установки на конкретные результаты, это освобождает от лишнего напряжения.
Комплимент как разновидность поклона
Пространство «протеатра» в интерпретации Аллы Воробьевой превращается в реабилитационную арт-лабораторию, где наряду с навыками ремесла отрабатываются механизмы коллективного труда, взаимопомощи, взаимозаменяемости и взаимной поддержки, которые, как известно, воспитываются не речевым воздействием, а конкретным совместным проживанием жизненных ситуаций. Всем хорошо знакомы личностные искажения в среде лицедействующих индивидов и творческих объединений – зависть аутсайдеров к успехам коллег, обидчивость и капризность «звезд», «фиглярство», групповой эгоизм и стадность эмоционального поведения. Артисты цирковой студии «Солнечная арена» в противовес порочной практике «специального искусства» демонстрируют осознанные комлиментарные свойства личности. Они четко реагируют на сигналы от всех участников представления (не загораживают друг друга при исполнении сольных номеров), заменяют друг друга в номерах (без видимого принуждения извне), страхуют друг друга в сложных трюках (стойка на голове, подскок на канате), самостоятельно раздают и собирают реквизит, проявляют уважение к партнерам (не критикуют коллег в ситуациях неудачи при выполнении трюка).
— Легко ли было вам перейти от состояния артиста, выступающего перед публикой, к состоянию арт-терапевта?
— А. В.: Когда-то я была сумасшедшей артисткой, работала без страховки, спала и видела во сне цирк. А сейчас это все ушло. Меня спрашивают, не тянет ли меня в цирк. Я отвечаю, что не тянет. Как-то, вероятно, я переключилась с той работы на эту. Эта работа мне доставляет огромное удовольствие. Наше занятие длится два часа, время проходит незаметно вероятно потому, что занятия очень интересные, продуктивные.
Алла Воробьева в полной мере использует механизм закрепления положительных эмоций артистов с помощью комплимента (фр. compliment) — особой формы похвалы, выражения одобрения, уважения, признания или восхищения. Ее ученики, вслед за мастером, естественно усвоили цирковое значение комплимента как разновидности поклона, благодарности зрителю, и постоянно обращаются к залу с улыбкой как посланием искренней любви. Такая доброжелательность в тональности всего перформанса достигается терпением, тактом, положительными комментариями и любовным отношением мастера к своим ученикам. Личностные качества Аллы Воробьевой, взявшей на себя нелегкий труд художественного руководителя, циркового педагога и коррекционного психолога для группы особых детей, позволяют нам надеяться на самый благоприятный прогноз в отношении судьбы творческого коллектива и личных судеб его участников. Девять мальчиков 10-11 лет с синдромом Дауна за три гола занятий прошли в студии путь от обычных воспитанников сиротского учреждения до театральной труппы с четким творческим почерком и неповторимым исполнительским рисунком.
— Вы сказали, что установки на результаты у вас нет. Но дети вырастают. Кого вы все-таки готовите – артистов или просто людей, которые что-то умеют делать для собственного удовольствия?
— А. В.: Мы с Валерием Николаевичем говорили о том, что кто-то из них выйдет из стен госучреждений в обычную жизнь, и у них просто будут эти навыки. То есть в случае чего без куска хлеба ребята не останутся. Но главное, что им дают эти занятия, это уверенность в себе. Я два с половиной года наблюдаю за ними и вижу, что наши занятия помогают им и в школьных занятиях. Мы развиваем моторику, память. А ведь раньше им было тяжело писать, усваивать какие-то знания – по математике, например. Речь у них стала намного лучше.
Не театр ограничений, а пространство поиска
Во время обсуждения мастер-класса все участники и зрители единодушно отметили высокий уровень арттерапевтической и абилитационно-педагогической работы Аллы Воробьевой с воспитанниками, имеющими специфические особенности физического и психического развития. Известный на всю Россию петергофский дом-интернат, руководимый незаурядной личностью — Валерием Николаевичем Асикритовым — на протяжении последних двадцати лет является настоящей лабораторией творческой реабилитации детей, подростков и молодых людей с нарушениями интеллектуального развития. В ряду уникальных театральных проектов, заложивших основу гуманистического направления в движении «протеатра», таких как кукольный театр Анны Шишкиной, студия клоунады Натальи Лебедевой, студия акробатического этюда Александра Асикритова, возник новый феномен — цирковая студия Аллы Воробьевой.
В практике творческой реабилитации мы постоянно встречаем манипуляторское отношение к людям с синдромом Дауна. Всякого рода экспериментаторы используют фактуру людей с трисомией как способ выхода за пределы нормативного искусства или поиска нового языка в искусстве. Если бы люди, которые пропагандируют новое искусство, использовали только свое тело и собственную психику для театральных экзерсисов, то эти экзерсисы остались бы достоянием их амбулаторной карты. Но когда люди, у которых не все в порядке с сохранностью собственной психики, эксплуатируют и манипулируют особыми людьми, тогда рождается суррогат под названием «специальное искусство».
Постоянно помня о том, что особый театр – это не театр ограничений, а пространство поиска новых возможностей, Алла Викторовна помогает своим юным коллегам преображать репетиционный зал, а затем и театральные подмостки, в поле высокого экзистенциального напряжения. На наших глазах происходит преображения диагностической группы людей с нестандартным хромосомным набором в цирковых артистов с ярко выраженной индивидуальностью. Даже самые скептически настроенные специалисты социальной сферы воочию убедились в том, что дети с синдромом Дауна это не хворые обитатели «юдоли скорбей и печали», а вполне современные и адекватные артисты младшей группы цирковой школы.
Текст: ведущий семинара-тренинга Александр КОЛЕСИН,
Игорь ЛУНЕВ
Фото: Наталья ШТЕЙНЕР