Вера Степанова: «Для психолога всегда фокус должен быть не на диагнозе, а на человеке»

До половины родителей детей с синдромом Дауна испытывают устойчивую потребность в психологической помощи. Об этом свидетельствуют результаты опроса, проведенного в конце 2023 года аналитической службой благотворительного фонда «Даунсайд Ап» среди 1108 человек из 89 регионов России. При этом, согласно тому же источнику, только 55 % родителей, которые получили психологическую поддержку, назвали ее полезной. Однако это – усредненная цифра. На оценку эффективности психологической помощи влияют ее доступность, регулярность и другие факторы. Так, из числа респондентов, которые посещали группы психологической поддержки Даунсайд Ап (в настоящее время занятия этих групп являются частью программ благотворительного фонда «Синдром любви»), 72 % посчитали этот опыт полезным и нужным.

Среди тех специалистов, которые проводят групповые занятия, а также индивидуальные консультации - кандидат психологических наук Вера Анатольевна Степанова, которая уже 15 лет занимается психологической поддержкой семей с детьми и взрослыми с синдромом Дауна.

- Вера Анатольевна, для человека, обратившегося за психологической помощью, всегда важно и то, как организована эта помощь, и то, что за специалист будет с ним работать: какие у него есть навыки, опыт, жизненные ценности. Но личность психолога, как правило, остается в тени. Давайте немного приподнимем завесу! Рассказывая о вас, ваши коллеги упоминают, что вы из врачебной династии. Это так?

- Не знаю, можно ли это назвать династией: папа у меня инженер, преподавал в МВТУ им. Баумана. А вот со стороны мамы, действительно, были врачи: и она сама, и ее родители, которые во время Великой Отечественной войны служили в военно-полевом госпитале на Белорусском фронте. Дедушка был начальником госпиталя, а бабушка - хирургом. Потом, в 1945 году, деда перебросили в Манчжурию, и там он тоже был начальником госпиталя до окончания войны и также выполнял хирургические операции. А медицинское образование они с бабушкой получили еще в довоенное время. Когда я разбирала семейные архивы, то выяснила, что в 1930-х годах дедушка работал в Первом медицинском институте в Москве и руководил правкомом этого института.

- По логике, и вам прямая дорога была – в медицинский вуз. Почему же вы выбрали педагогический?

- Я выбирала не институт, а профессию. Тогда на психологов мало где учили.  В МГПУ им. Ленина была специальность «дошкольная педагогика и психология», вот туда я и поступила.

- А откуда взялся интерес к психологии?

- Интерес к психологии у меня возник благодаря бабушке. Она не была психологом, однако принадлежала к тем врачам старой закалки, которые интересовались не только болезнью человека, но и им самим. Работая врачом-рентгенологом, бабушка лечила раки кожи рентгеновским облучением. Я знала истории некоторых ее пациентов, потому что во врачебной семье принято говорить о своей работе, ведь работа – это часть жизни. Однажды я спросила у бабушки, почему люди заболевают раком. В ответ на мой вопрос она сказала, что у многих людей диагностируются онкологические заболевания примерно через полгода после какой-то потери, повлиявшей на их жизнь или на жизнь близких. Это заставило меня задуматься о том, какое влияние оказывает психологическое благополучие на физическое и психическое здоровье. Отсюда и возникло желание изучать психологию. Много позже, уже специализируясь на психоаналитическом обучении, я узнала, что «непрогореванные» потери могут оборачиваться человеком на себя, на собственное тело.

- Итак, вы окончили пединститут. Что было дальше?

- Родные ожидали, что я сразу же поступлю в аспирантуру. Бабушка мечтала видеть меня кандидатом наук, как и она. Но я решила: если хочу специализироваться в детской психологии, то надо последовательно продвигаться по всем ступенькам работы с детьми. И устроилась воспитателем в детский сад, хотя в дипломе у меня было написано «организатор-методист дошкольного воспитания».  В скором времени мне предложили место в психологическом центре. Он тогда назывался «Методический кабинет №2 Юго-Восточного округа». Там я уже начала работать как психолог, консультировать семьи, вести коррекционно-развивающую работу с детьми, чем занимаюсь и по сей день. Получается, что хоть и окольными путями, но я пришла к тому, о чем мечтала для меня бабушка: занимаюсь терапией, хоть и не медицинскими средствами, а словом. И диссертацию, как она хотела, я защитила. Она посвящена эмоциональным особенностям детей с задержкой психического развития.

- Какие люди и события способствовали вашему профессиональному становлению во время учебы в аспирантуре, подготовки диссертации и после этого?

- При подготовке диссертации мне очень повезло с научным руководителем: им стал Владимир Иванович Лубовский – доктор психологических наук, профессор, который одно время был директором Института коррекционной педагогики РАО. С этим институтом много лет тесно сотрудничает наш фонд. Но тогда я еще не работала в фонде. Представляете, как все пересекается в жизни?

Основное направление научных исследований Владимира Ивановича было связано с проблемами общих и специфических закономерностей детей с задержкой психического развития. Его труды в области специальной психологии заметно повлияли на мои представления о роли и задачах психолога в работе по развитию детей с ограниченными возможностями здоровья. А еще более четко я сформулировала для себя эти преставления, когда начала заниматься подготовкой научных публикаций по своей тематике. Первый шаг в этом направлении мне помогла сделать Рашель Давыдовна Тригер – кандидат психологических наук, автор многих книг по детской психологии. Она была соратницей Владимира Ивановича и приняла живое участие в моей работе, выступала оппонентом на защите. Когда она готовила книгу «Психологические особенности социализации детей с задержкой психического развития», то предложила включить в нее мой материал, в том числе об особенностях проявления эмоций и чувств у детей старшего дошкольного возраста.

- Как вы начали работать с детьми с синдромом Дауна и их семьями?

- На одной из встреч нашего профессионального объединения я познакомилась с Аллой Евгеньевной Киртоки, которая к тому моменту уже довольно давно была координатором семейной поддержки благотворительного фонда «Даунсайд Ап». Она мне рассказала об этом фонде, и я заинтересовалась, стала заходить на его сайт, следить за публикациями на консультативном форуме. Он тогда был совсем молодой, там еще не было психологического раздела. Я с интересом читала консультации педагогов и думала, что хорошо бы пояснить некоторые вопросы, заданные родителями детей с синдромом Дауна, еще и с точки зрения психологии. И я стала писать на форум, отвечать на такие вопросы. Вскоре со мной связались представители руководства фонда, поинтересовались, кто я и какой у меня имеется опыт. Еще месяца три я отвечала на вопросы посетителей форума как волонтер, а потом мне предложили работу в службе психологической поддержки Даунсайд Ап. Конечно, поначалу было непросто, но А. Е. Киртоки меня здорово поддерживала, и я быстро вписалась в команду. Сейчас я веду и индивидуальные, и групповые консультации, работая вместе с коллегами уже в составе фонда «Синдром любви». А также, пройдя обучение в рамках курса «Введение в клинический психоанализ» в Институте судебной психиатрии им. В.П. Сербского, сама занимаюсь преподавательской работой: преподаю ряд учебных дисциплин в Институте клинической психологии и социальной работы РНИМУ им. Н. И. Пирогова.

- О подготовке студентов – будущих психологов – хотелось бы поговорить отдельно. Сейчас это «модная» профессия. Но не факт, что человек, получивший диплом психолога, готов справляться со своими профессиональными обязанностями. Видите ли вы и ваши коллеги эту проблему?

- Проблема профессионализма молодых специалистов действительно существует. Я преподаю в институте четвертый год, и по моим наблюдениям, студенты очень по-разному относятся к учебе: чувствуется, что одни осознанно выбрали специальность, а другим явно не хватает мотивации. И задача нас, как преподавателей, сформировать и укрепить эту мотивацию.

- Можно ли что-то сделать, чтобы, несмотря на всё это, обеспечить надежный кадровый резерв тем организациям, которые оказывают психологическую поддержку семьям с детьми и взрослыми с синдромом Дауна?

-  Сейчас высшее образование становится более ориентированным на практику, чем на оторванные от жизни академические знания. Для нас это хорошо, поскольку благодаря такой тенденции нам удалось наладить тесное сотрудничество с вузом. С сентября 2021 года наш фонд стал официальной базой Института клинической психологии и социальной работы РНИМУ им. Н. И. Пирогова, и студенты могут осваивать учебные дисциплины на нашей базе. Они знакомятся с методиками нашей работы, с детьми, их родителями. Получаемые ими знания не оторваны от практики. Особенно ценен эмоциональный опыт, который они здесь приобретают. Если со временем им будет не хватать академических знаний, они всегда смогут восполнить эту нехватку. Но эмоциональный заряд, благодаря которому формируется отношение к разным особенностям ребенка и происходит его принятие – он либо есть, либо его нет. Семьи, которые участвуют в программах фонда, как раз дают такой эмоциональный заряд. Они действительно являют собой пример безусловной поддержки особого ребенка.

Студенты во время практики в фонде помогают на занятиях с детьми, участвовали в исследовании по анализу и обобщению практики Медиалаборатории, на сегодняшний день защиту прошли четыре диплома, разработаны рекомендации для занятий и опубликованы несколько научных статей.

- Чему может научить студентов пример семей – участниц программ фонда?

- Для психолога всегда фокус должен быть не на диагнозе, а на человеке. У меня еще в студенческие годы была возможность убедиться, насколько это важно. После первого курса института у нас была практика в Доме ребенка, который располагался возле станции метро «Авиамоторная». Помню, как первый раз пришла туда, в группу, в которой были дети от двух до двух с половиной лет. Сразу же, с одного взгляда, было видно, что у этих детей есть проблемы со здоровьем. Признаки макроцефалии, рахита и других заболеваний отражались на их внешнем виде, делали их непривлекательными. Но, когда я начала регулярно бывать там и играть с ними, то поймала себя на мысли, что очень быстро, буквально в течение недели, я начала видеть в них именно детей, а не их особенности.

После этого уже никогда диагноз любого ребенка, которого приводили ко мне на консультацию, не мешал мне работать с ним, наблюдать за тем, как он проявляет интерес к игре, к общению, взаимодействует со взрослым и так далее. И я вижу, что ребята-студенты, которые приходят на занятия в наш фонд и общаются с семьями – участницами наших программ, тоже получают важный эмоциональный опыт, который меняет их, и безусловно пригодится в будущей работе. 

Студенты – такие же члены общества, как и все остальные.  И у кого-то из них могут иметься такие же предубеждения, которые бытуют в общественном сознании. Нельзя не заметить, что отношение общества к людям с интеллектуальными особенностями, в том числе с синдромом Дауна, постепенно меняется. Уходит в прошлое всё то, что приводит к стигматизации таких людей и их семей. Но страна у нас большая, и невозможно сразу, в один момент преодолеть негативные установки по отношению к тем, кто заметно отличается от большинства.