7 мая 2019 года в возрасте 90 лет ушел из жизни Жан Ванье.
В 1964 году Ванье, сын известного дипломата, в прошлом морской офицер и преподаватель философии, купил небольшой дом в деревне Троли-Брей под Парижем и поселился в нем с двумя бывшими жителями интерната для людей с нарушениями развития. Так было положено начало особому типу поселений под названием «Ковчег», а позднее и общинам
«Вера и Свет» – движению, объединяющему семьи, в которых есть люди с умственной отсталостью, и их друзей.
В наши дни общины «Ковчег» и «Вера и Свет» существуют во многих странах мира, включая Россию. Первая группа последователей Жана Ванье появилась в Москве в 1990 году. С тех пор движение разрослось: в Москве, Петербурге и Подмосковье уже 13 общин «Вера и Свет».
Сегодня мы публикуем свидетельства людей, которые знали и любили Жана Ванье.
Светлана Бейлезон:
В ночь на 7 мая ушел Жан Ванье. Любимый, великий, совершенно живой человек, видевший Христа в наших немудрых детях и открывший для нас новую жизнь, где есть место каждому. Где каждый человек – Священная история.
Не верится. Казалось, он будет всегда.
В эти дни мы, тысячи людей по всему свету, плачем о земной разлуке с Жаном и вспоминаем о счастье, которое он подарил нам своими делами, словами и самим своим присутствием в мире.
Анастасия Бельтюкова:
Жан Ванье – основатель всемирно известных общин для людей с умственной отсталостью – «Ковчег» и «Вера и Свет». В 1964 году, когда он поселился с двумя бывшими воспитанниками психоневрологического интерната в деревне Троли к северу от Парижа, он и не догадывался, что это решение станет поворотным не только в его собственной жизни. Им руководило лишь желание облегчить страдания тех, кто жаждал любви и искал утешения. И очень скоро, как рассказывает сам Жан, он понял, что «они искали друзей и мечтали жить, насколько это возможно, подобно всем остальным людям». Это понимание легло в основу духовности новых общин, которые нельзя причислить к педагогическим или медицинским учреждениям или рассматривать как новую форму благотворительности. Это дома, в которые люди приходят разделить свою жизнь с другими, независимо от того, какими физическими или умственными способностями они обладают[1].
Алена Ярмак:
Он, как большая птица, раскидывал над всеми свои большие рукикрылья, и согревал своей улыбкой, и заглядывал всем в душу, проникал в нее глазами и словами в детской простоте и простой мудрости...
Майя Алексеева:
Мой сын Ваня Алексеев относится, наверное, к первым воспитанникам Даунсайд Ап. Как давно это было! А сейчас Ваня – молодой человек 24 лет, студент колледжа…
Ваня очень изменил всех в нашей семье. В частности, он привел нас в одну из московских общин «Вера и Свет».
Впервые я увидела Жана Ванье в 2006 году, когда он приезжал на встречу в СанктПетербург. Огромного роста, с седой шеве люрой, внимательным взором и очень располагающей улыбкой. Таким был Жан. А я на тот момент была глубоко несчастливой мамочкой, обиженной на весь мир и очень болезненно на все реагирующей. Скептически смотрела я на Жана – что этот человек может знать о той боли, которую я, родитель особого ребенка, несу в себе? Да, я знала, что Жан создал «Ковчег», который и начал сам, взяв из интерната двух людей с инвалидностью. Но это был его осознанный выбор, а ведь меня никто не спрашивал, готова ли я к такому повороту судьбы…
На той встрече с Жаном мы читали Евангелие и размышляли на темы слабости, малости, принятия. И както всплыл на поверх ность и был адресован Жану вопрос: рождение особого ребенка – это счастье, благословение? Жан нежно улыбнулся и сказал:
«Счастье – это то, что вы можете пожелать другому... Пожелаете ли вы комулибо особого ребенка?»
Жан рассказывал о своей жизни в общине, о печалях и радостях, о трудностях, которые они преодолевают вместе. Об утратах и встречах. Говорил он очень искренне и просто. И мир для меня стал меняться. Очень медленно, со скрипом, но – меняться!
Вторая встреча с Жаном произошла в 2013 г. во Франции, в очаровательной деревне Троли под Парижем. Мы увидели, как устроены дома «Ковчега», в которых живут особые люди вместе с сопровождающим персоналом, как организована их работа в мастерских. Мы много времени проводили в размышлениях, общались с Жаном и друг с другом. Жан говорил, в частности, о том, что не мы, обычные люди, нужны особым, а они – нам. Моя реакция была мгновенной: что он такое говорит??? Быть такого не может... Но вот теперь я нахожу особое удовольствие, общаясь с сыном и его друзьями, – и нам очень весело и радостно сажать вместе морковку, устраивать пикник, ходить в театр, мыть полы… И просто – быть вместе…
Жан ушел от нас к Богу. Но столько людей во всем мире вспоминают этого удивительного человека, что он и сейчас посреди нас…
Михаил Завалов:
Жан очень давно хотел оказаться в России, еще в советские годы. И как только стало можно, он стал сюда ездить. Он выступал в какихто полупустых залах, где было иногда только человек десять…
Что он искал в России? Как и его общины «Вера и свет» и «Ковчег», он искал родителей особых детей, в том числе детей уже взрослых, и тех, кто мог бы им помогать.
Это не была собственно организация им новой общины. Он говорил: я сею, а там уж что получится. На встречи – не знаю даже, как о них узнавали, – приходили родители и говорили: возьмите наших детей во Францию! А он отвечал: может быть, и у вас тут чтото получится? А все думали: да нет, у нас ничего такого быть не может. Это было в 1989–1990 годах.
Жан Ванье приезжал вместе с психиатром, который консультировал здесь родителей особых детей. Жан посещал интернаты, обнимал детей. Но когда его спрашивали, что с этим делать, он говорил: оставьте, вы ничего не сможете сделать с этой системой. Он говорил, что это должно само исчезнуть.
Что самое главное из того, что он сделал? Община. Как в биографиях святых: святой уходил в лес, а потом из этого чтото получалось.
Он начал жить с особыми людьми не как педагог, помощник, благотворитель, а как равный и открывать, что они для него значат.
И уже получив этот опыт, он пытался его передавать – это другая часть его миссии. Родились два движения, которые меняют не только отношение к особым людям, но и самих участников – таких, как я, не родитель и не особый человек. Хотя Жан Ванье прекрасно понимал, что это не решает всех проблем, что это капля в море. Что общин очень мало… и так далее. Он реалист, но он говорил, что общины – знак того, что любовь в нашем мире возможна.
Наташа Соллиек:
С 2000 по 2004 год мне посчастливилось жить с Жаном в одном доме в «Ковчеге». Я не просто имела перед собой постоянный пример того, как слово Жана воплощается в жизнь. Я видела, что оно абсолютно совпадает с его собственной жизнью: «Слово стало плотью» и жило посреди нас. За четыре года Жан стал нам другом. Мы часто слышали от него про крик отверженного человека: «Ты хочешь стать моим другом?» Жан отвечал на жажду отношений любому и был верен каждому человеку, которого он впустил в свое сердце. Жан был для меня отчасти отцом, потому что «Ковчег» стал для меня семьей. Он благословил мой брак, и наша семья влилась в большую семью «Ковчега». От Жана я получила столько безусловной и щедрой любви, сколько я не получила за всю мою предыдущую жизнь изза страхов, защитных барьеров и ран. Присутствие Жана, его излучающий любовь взгляд разрушал все преграды и изо дня в день лепил новые сердца.
Я часто слышала от него вопрос: «Ты счастлива?»
Часто ли вам задают этот вопрос? Мне никто и никогда не задавал его до Жана. В моей жизни до «Ковчега» главным было совсем не счастье. Я привыкла радоваться, если мои действия и успехи соответствовали ожиданиям окружающих. Я не знала, что могу просто позволить себе быть счастливой. Я никогда не знала, как ответить Жану на этот вопрос. И тогда рассказывала о счастливых моментах моей жизни в «Ковчеге». А Жан не стремился ни объяснять, ни учить. Я совсем не помню советов или наставлений. Я помню теплоту его присутствия, я помню безусловное принятие меня со всеми моими особенностями. Спасибо, Жан!
Екатерина Абрамкина
…А потом мои героические веросветские друзья Оля и Женя отвезли нас на машине в Троли. И была волшебная неделя, когда дважды в день с нами говорил Жан Ванье и можно было смотреть ему в глаза и чувствовать прилив сил. А Боб, купаясь в его любви, стал любим всеми участниками этой встречи. И если почти 20 лет я занималась защитой окружающей среды от своего ребенка, то уезжала из Троли я с чувством, что могу не просто радоваться жизни с Бобом, но и делиться этой радостью с другими людьми...
Лида Мониава:
Жан Ванье был морским офицером. Оказался в качестве посетителя в интернате для людей с умственной отсталостью. И не смог дальше со всем этим жить как ни в чем не бывало. С людьми там обращались как с нелюдьми, и это было страшно. Так же страшно остается и сейчас в России в интернатах для инвалидов. Жан Ванье решил освободить хотя бы несколько человек из этого ужасного места. Купил маленький домик в деревне и предложил двум людям из интерната переехать к нему.
«Мы начали жить вместе с Рафаэлем и Филиппом – вместе убирали дом, готовили. Мы много смеялись и валяли дурака. Для этих людей после интерната это был новый опыт, но и я наконец почувствовал себя дома. Во мне тоже чтото менялось. Я ничему их не учил. Но за их хрупкостью – а у Рафаэля были парализованы рука и нога, и он плохо говорил, Филипп, напротив, говорил слишком много – скрывался свет. Мы не вели умных бесед, но нам было хорошо вместе. Мы открывали друг в друге человеческое существо».
Работа благотворительных и особенно медицинских организаций часто строится с позиции сильных по отношению к слабым. Мы, здоровые, можем им, больным, оказывать помощь, мы знаем, что и как им нужно, чтобы скорректировать или решить их проблемы. Когда я прочитала книгу Жана Ванье «Каждый человек – священная история», это было очень сильное для меня послание. О том, что гораздо важнее, чем помогать, улучшать, исправлять, может быть умение разглядеть ценность человека таким, какой он есть. Встретиться с этим человеком на равных. Быть рядом, вместе радоваться, вместе дурачиться. К сожалению, у меня не оченьто получается так жить в обычной жизни, но слова Жана Ванье внутри хранятся и многое в жизни определяют.
Михаил Завалов:
Сам Жан со светлым интересом говорил о своем старении и своей смерти, и, думаю, это не просто «благочестивый язык». Больше всего меня удивляло то, что я не видел в нем страха «стать другим в тягость» – того, что всех ужасает. Образ жизни, вероятно, влияет на такие страхи.
А еще в далеком 1991 году на всемирном собрании «Веры и Света» он – полный жизни и сил – много рассуждал о том, как сделать, чтобы движение поменьше зависело от основателей, которые уйдут.
Протоиерей Александр Борисов
Дело в том, что общение с людьми отверженными, самыми несчастными, оно, видимо, наставляет не только Жана Ванье, но и любого человека, который на это решается, открывает какието очень глубокие слои его личности. Потому что это всегда очень трудно. Часто (что греха таить, и для меня) такое ощущение, что эти люди безнадежны, неизлечимы – зачем тратить на них время и силы? Надо их употребить на тех, кто полон сил и может их потратить на чтото хорошее. А вот Жан Ванье всё время настаивает на том, что именно этим людям надо открывать Иисуса, именно к ним надо приходить.
Лида Мониава:
Этой ночью Жан Ванье умер.
Хочу поделиться с вами очень важной для меня цитатой из его книги «Каждый человек – священная история»:
«Умственно отсталые люди, с их многочисленными ограничениями – физическими и интеллектуальными, – часто оказываются более одаренными, когда дело касается сердца и взаимоотношений. Их интеллект слаб, но доверие и открытость другим огромны. Общепринятые представления для них ничего не значат. Они живут ближе к самым существенным вещам. В нашем обществе соревнования, которое придает такое большое значение власти и силе, им очень трудно занять свое место, они проигрывают в любом состязании. Но их жажда дружбы, их умение дружить и способность дорожить памятью о другом человеке трогают и преоб ражают сердца людей сильных. В нашем обществе, разделенном на группы, которые часто отягощены внутренними конфликтами, в наших городах, построенных из стекла, бетона и одиночества, мы можем понять и принять друг друга именно благодаря слабым людям. У них есть особая миссия исцелять сердце и разрушать барьеры, которые разделяют людей и мешают им жить счастливо и человечно».
Екатерина Абрамкина
Вспоминая встречи с Жаном Ванье, наши веросветские друзья пишут:
«Очень запомнила, что на одном из последних ретритов Жан говорил о том, что способность к нежности – это признак внутренней зрелости человека, что до нее надо расти» (Наталия Лесскис).
«А я записала, что на пути от страха к доверию наши злость и гнев превращаются в любовь и нежность...» (Наташа Соллиек). Что испытывает женщина, увидевшая только что рожденного ею ребенка? Нежность, конечно. Которая побеждает страх, отчаяние и боль. И какоето время нежность побеждает недосып, усталость и раздражение. Потом в нашу жизнь врываются, в общемто, хорошие слова: забота, безопасность, воспитание, долг, успех, а если у детей есть проблемы со здоровьем, то и пожизненный крест. А хрупкая нежность, придавленная все нарастающими проблемами, рассыпается, разбрызгивается, оставляя лишь искрящийся на солнце легкий след. В глазах Жана Ванье, в его улыбке, голосе и словах (которые еще нужно переводить) все эти брызги собираются в море нежности и любви. Войдя в этот поток, кажется, что ты останешься там навсегда... Но в жестком, агрессивном мире не такто просто вновь не расплескать эту живительную влагу. И только самым хрупким удается без стыда и страха сохранять в себе нежность и доверие... Немножко и нам перепадает».
Анна Борзенко:
Сегодня ушел Жан Ванье. Честно говоря, слово «ушел» в данном контексте не очень мне нравится, так же как слова «скончался», «умер», «покинул нас». Это не про Жана, как мне кажется. Жан, посвятивший всю жизнь людям с умственной отсталостью, самым слабым и хрупким, создавший общины «Ковчег» и «Вера и Свет», для меня человек Встречи. Воскресения. Пасхи.
Тут, на земле, он был человеком Неба. Так и есть. Так будет всегда. Царствие небесное.
Материал подготовила С. В. Бейлезон, участница движения «Вера и Свет», мама взрослого сына с особенностями развития.
[1] Из предисловия к книге Жана Ванье «Каждый человек – Священная история»
