Особенный мальчик
Женщина с собачкой на руках открывает мне дверь. Собака маленькая, старая, скулит. Ее взяли на руки, чтобы не лаяла – дети спят. Женщина молодая и красивая, с глазами, в которых спрятан какой-то теплый, загадочный свет. Когда Лариса говорит мне, что ее старший сын уже трижды папа, а она – бабушка, я не скрываю изумления.
Когда она вышла замуж за Дмитрия, ни о каких приемных детях они не думали. Это вышло само собой. Она была волонтером в 18 горбольнице, на проспекте Вернадского. Харитону было 4, у него стоял диагноз миелодисплазия (недоразвитие спинного мозга). Когда Лариса с ним познакомилась, он все время лежал в кровати и смотрел своими красивыми печальными глазами на мир.
«Я за ним наблюдала целый год, — вспоминает Лариса. — Он был как ангел. Он думал, что люди живут в больнице – просто куда-то выходят и возвращаются. Я рассказала о нем мужу. Захотелось именно этому мальчику помочь, понимаете?». Знакомые отговаривали. «Тебе говорят: ребенок больной, ты не справишься, он умрет, а тебе отвечать. А ты боишься и делаешь».
Дмитрий заходит в кухню: тоже молодой и красивый, с темными волосами и спокойной улыбкой. Они чем-то неуловимо похожи, как это часто бывает в крепких семьях.
— А вы-то как решились на приемного ребенка, которому еще и особенный уход нужен? – спрашиваю я.
— Когда тебе 20, у тебя одни приоритеты, — улыбается Дима. – А когда 40, уже совсем другие. Ты уже не думаешь о том, что пропустишь рыбалку или еще что-то важное в жизни.
— Ну, на рыбалку-то ты ездил, — говорит Лариса, – один раз.
Смеются оба.
Когда Харитон поселился дома, оказалось, что он прирожденный артист. Он копировал детей в больнице и родителей – дома. У него хорошая память, и он может произнести самые сложные предложения и словосочетания. «Нам говорили, что мы не справимся с ним. Ему надо каждые 2, 5 часа ставить катетер. Его надо переносить на себе – он не ходит, а подъемника для коляски в подъезде нет. Но все это оказалось не страшным».
После реабилитационного лета в Германии, оплаченного «Русфондом», у Харитона появилась современная инвалидная коляска и даже специальный корсет, который позволял ему стоять. Но корсет не прижился – Харитону в нем было скучно, он привык стучать ногой по мячу, сидя в коляске, разворачиваться, когда ему вздумается, а тяжелая металлическая конструкция сковывала его движения. К тому же, спускать каждый раз на улицу это приспособление, не имея подъемника, сложно: еще ведь и ребенка надо спустить на прогулку.
В Германии, для граждан которой такие корсеты производятся, доступная среда повсюду, и Харитон в Германии ходил в корсете сам, своими ногами. Это было круто, ему нравилось. Но в Москве ему это стало неинтересно – все равно самостоятельно выйти на улицу нельзя. Да и на коляске не съехать. Все усилия Ларисы и Димы «выбить» подъемник оказались тщетными. Так и живут.
Харитона возят в общеобразовательную школу в Крылатское. В школе есть инклюзивный класс, и Харитон между занятиями лежит на ковре и собирает лего. Ему повезло с учителем – она не просто учит, но и ухаживает: даже согласилась ставить катетер. Если бы не согласилась, Диме пришлось бы дежурить рядом с сыном полдня.
Впрочем, на работе отнеслись с пониманием к семейным обстоятельствам Дмитрия и разрешили ему работать в удаленном режиме. «В нашей жизни все так сложилось, что какие-то люди сами «отпали», а какие-то остались с нами, и стало ясно, что они навсегда». Родственники и священник не стали отговаривать их от «креста». «Да мне кажется, и не было страданий в этом, была радость, — говорит Лариса.
Ты вот думаешь, что ты в целом хороший, а только этот ребенок помогает тебе понять себя. Я прочитала массу зарубежной литературы. Научилась общаться с ребенком, учитывая его особенности. Научилась его слушать».
Особенная сестренка
Однажды Харитон попросил у мамы и папы сестренку. Они отшутились. А потом прочитали на Правмире статью о маленькой Иришке из Владивостока, которую должны были удочерить семья Кристен и Эндрю Видерфорд из Вирджинии. Они встретились с Ириной и ждали, когда им сообщат дату судебного заседания. Но в конце 2012 года в России был принят закон, запрещающий американцам усыновлять российских детей. Кристен тогда много плакала и просила всех журналистов, с которыми общалась, найти семью для Ирины – она чувствовала свою вину в том, что не смогла ее удочерить.
«Я прочла слова Кристен, и меня она очень тронула, — говорит Лариса. – А Иришка была такая чудесная на фотографии. И я поняла, что в детском доме она уйдет в себя, ей трудно будет выжить. Но мы ничего не знали о синдроме Дауна и о том, как надо ухаживать за такими детьми».
Они нашли информацию и специалистов, списались с Кристен, которая работала коррекционным педагогом и объяснила, что ничего особенного в воспитании детей с синдромом Дауна нет – их надо просто любить. Они позвонили во Владивосток. Региональный оператор федерального банка данных детей-сирот сказал: «Вы уверены? Ребенок слепнет. Почему именно ее?» У Иришки дистрофия зрительного нерва, но Ларису и Диму это уже не пугало. «Мы еще с Харитоном поняли, что ребенок никогда не дается легко – прежде, чем его получить, надо помучиться», — смеется Лариса.
И они полетели во Владивосток.
Оформление документов заняло несколько дней – и вот Иришка сидит в самолете, прикрыв глаза и замерев намертво. И так – весь полет. За всю дорогу она не съела ни крошки, ни росинки. Прилетев – выпила стакан воды, а дома, когда на диван к ней прыгнул кот, отползла от него, как паучок, и крепко заснула.
«Нам отдали ее 4-летнюю, а было ощущение, что это грудной младенец, — вспоминает Лариса. – Мне так и сказали с улыбкой: «Вот ваш микротип». Она весила 9 килограммов, рост 80 сантиметров. Не ходила, не пила и не ела самостоятельно, не говорила. Первое время дома она все время ела. Через пару месяцев встала на ножки. Теперь весит 15 килограммов, сама ест ложкой, папу называет говорит «папичкой», очень любит брата».
Время обеденного сна подходит к концу, и Иришка выходит из спальни в кухню. Она сразу залезает на колени к папе и обнимает его, потом садится к маме, достает карандаши и выводит кружочки. «Это вот наш новый успех – до сих пор были каляки-маляки, а теперь кружочки», — говорит Лариса. Пока родители решили не водить ее в детский сад – пусть адаптируется, она итак провела в казенном учреждении 4 года из своих пяти.
Дима приносит Харитона – мальчик, удивительным образом на него похожий, осторожно меня разглядывает. Когда родители рассказали ему об Иришке, спрашивая его, справятся ли, ведь она совсем одна и ей нужна особенная забота,
У него богатое воображение. Поначалу у него было много страхов — боялся открытых окон, мошек, автомобилей. И Иришка боялась. А теперь с утра до вечера поет и играет. «Мы в какой-то момент поняли, что с появлением Иришки у нас все время улыбка до ушей, — говорит Лариса. – Очень светлый ребенок».
Иногда они созваниваются по скайпу с Кристен. Поначалу Кристен все время плакала – она много дней мечтала о том, что в ее семье появится маленькая девочка из России. Но теперь она улыбается, потому что Иришка нашла свой дом, и Кристен ей в этом помогла.
В федеральной базе данных детей-сирот осталось еще несколько детей из «американского списка» — их хотели усыновить граждане США, но не успели. Среди них – 10-летняя Валерия из Санкт-Петербурга и 9-летняя Оксана из Владимира. У девочек синдром Дауна. Катрина Моррис и Джуди Джонсон, которые должны были стать девочкам мамами, молятся о том, чтобы в России нашлись семьи для Леры и Оксаны. Ведь закон уже отнял у них три года детства.
Валерия
Оксана