КУСТарный – значит душевный

Инклюзивное пространство «Куст» – пример еще одной организационно-правовой формы социальных мастерских для людей с интеллектуальными особенностями. Оговоримся сразу: пример достаточно редкий, однако тем ценнее опыт, который, будем надеяться, поможет тиражированию подобных социальных инициатив. 

«Куст» – это небольшая инклюзивная мастерская в Москве, где особые взрослые могут осваивать ремесла и зарабатывать деньги. Здесь вместе, в тесной связке друг с другом, работают восемь мастеров, пять кураторов и около двадцати занимающихся. Главная особенность «Куста» в том, что этот проект – целиком и полностью частная инициатива.

На вопросы о том, как был создан «Куст» и чем он живет сегодня, отвечает Екатерина Хахан – его руководитель, а также предприниматель, владелица сети магазинов Le Bon Bon. Для Екатерины этот проект – прежде всего реализация ее собственных представлений о ценности каждой человеческой жизни и ее личный вклад в изменение отношения общества к особым людям.

– Мой путь к социальному предпринимательству был долгим, и не столько по времени, сколько по поиску подходящих лично мне решений, – рассказывает Екатерина. – Ведь помощь людям с особыми потребностями может быть разной. Можно просто дать денег на какой-то проект, направленный на их развитие, обучение, досуг. А можно научить их чему-то, чтобы эти люди смогли сами заработать деньги. Не всегда с особыми людьми второй способ лучше. Но мне он понятнее. Я хочу научить навыкам, которые помогут им более самостоятельно идти по жизни дальше.

У меня в магазинах работали и работают ребята с особенностями: с аутизмом, с синдромом Дауна. Потом мы с друзьями захотели сделать другую историю: организовать мастерские, где могли бы работать ребята, для которых трудоустройство на открытом рынке труда практически невозможно. Я встречалась с создателями разных инклюзивных проектов, смотрела, как у них всё устроено. Ездила в 21-й технологический колледж, побывала в качестве волонтера в огромном количестве мастерских: в «Особой керамике» у прекрасной Юли Липес, в «Сундуке», в «Артели блаженных» у Андрея Тевкина. Еще была в Питере у Маши Грековой – она создала мастерскую «Простые вещи», в которой ребята работают с керамикой, текстилем, деревом. Всё это продается в магазине, и ребята зарабатывают деньги. 

Мне как раз и хотелось, чтобы ребята относились к деятельности в мастерской как к работе, чтобы они понимали, что у них есть четко поставленная задача и им необходимо ее выполнить. И вот в 2021 году мы создали свой проект – инклюзивное пространство «Куст». Почему «Куст»? Кустарное производство – это раз, и множество ветвей-ремесел – это два.

– У каждого из особых работников свое ремесло или они могут выполнять разные задачи?

– Мы не стремимся к тому, чтобы каждый освоил какое-то одно изделие или одну операцию и делал только это. Да и вклад в общее дело у всех разный, по силам. Есть несколько человек, которые могут делать всё, но просто медленно. Есть такие, кто готов работать много, но если рядом с ним сидит куратор. А кому-то нужна помощь, что называется, «рука в руке». Для некоторых «Куст» – единственное место, где они могут приобщиться к труду, а некоторые заняты еще и в других проектах. Кто-то из ребят работает каждый день, кто-то – два раза в неделю. Есть два человека, которые приходят к нам не на полный день, а на совсем небольшой промежуток времени, буквально на 40 минут.

– Какие у вас требования к тем, кто хочет работать в мастерской?

– Мы берем в мастерскую разных людей с особенностями. Большинство из них владеет устной речью, а кто-то говорит совсем плохо, но понимает обращенную речь, умеет удерживать внимание, проявляет интерес к работе. Важное требование к ребятам – никаких проявлений агрессии. На то, чтобы работать с агрессивными людьми, у нас просто не хватает ресурса. 

Стараемся имеющийся человеческий ресурс распределить наиболее рационально: выстроить логистику так, чтобы ребята, которым в работе требуется непрерывная поддержка, не пересекались друг с другом в мастерской. Они приходят не каждый день, и эти дни не совпадают, так что и у наставников есть больше возможностей помогать им, и у самих ребят получается стать частью по-настоящему инклюзивного коллектива. Это позволяет создать обстановку, в которой всем интересно общаться и взаимодействовать: младшие и слабые тянутся к старшим и сильным, у которых, в свою очередь, вырабатываются полезные навыки помощи и заботы.

– Как устроен рабочий день для особых сотрудников «Куста»?

– Два часа они работают, час отдыхают, потом работают еще полтора часа. Конечно, есть ребята, которые не выдерживают такой режим, и при необходимости кураторы выходят с ними пройтись, погулять. Некоторые ребята готовы находиться в мастерской долго, но не столько работать, сколько тусоваться, танцевать, болтать, отвлекать других. Но у нас очень четкие рамки: мы не тусуемся, мы работаем. 

Кураторы стараются очень мягко, но целенаправленно и последовательно прививать ребятам трудовую дисциплину, чтобы потом при желании они могли пойти работать на любое другое предприятие, где есть подходящие для них рабочие места. Жизнь меняется в этом смысле в лучшую сторону: уже чаще можно встретить примеры, когда люди с интеллектуальными особенностями находят работу на открытом рынке труда, да и мастерских для таких людей появляется всё больше. Я надеюсь, что наши ребята смогут устроиться, и такие примеры уже есть. У нас была девочка, которая перешла работать в «Особую керамику». Я за нее очень рада, поскольку этим проектом занимаются замечательные люди. 

– Получается ли, чтобы продукция мастерской продавалась и хотя бы часть потраченных средств возвращалась?

– Да, однозначно. Конечно, мы не выходим в ноль, если рассматривать эту историю с коммерческой точки зрения. И нет у нас такой задачи. Но есть стремление, чтобы изделия были эстетически привлекательными, практичными, полезными. Мы стараемся их продавать. Основной канал реализации – мои московские магазины. Очередь за нашей продукцией там не стоит, но продажи идут постоянно. Мы рассказываем покупателям о том, что это живая керамика, сделанная людьми с особыми потребностями. 

Кроме того, мы участвуем в ярмарках, а также у нас периодически бывают корпоративные заказы. Мне кажется, очень важно, что на таких ярмарках ребята могут сами убедиться: то, что они делают, кому-то нужно. И это здорово помогает мастерской. Вырученных денег хватает на некоторые материалы: на глину для новых изделий и даже на глазури. На зарплату кураторов, конечно, не хватает. Ее мы выплачиваем из прибыли, которую приносит основной бизнес. Для нас важно, что «Куст» вообще не зависит от поддержки каких бы то ни было сторонних структур: НКО, фондов, государственных программ и т. д. Мы не пишем заявки на гранты, не стремимся попасть в реестр поставщиков соцуслуг, не зависим от государства вообще. Насколько хватает сил тянуть, настолько и тянем. С одной стороны, это ограничивает развитие проекта определенными финансовыми рамками, а с другой – позволяет чувствовать себя более уверенно, ведь рассчитывать на свои силы всегда надежнее, чем на грант или господдержку.

– А ребята получают вознаграждение за то, что они делают в мастерской?

– Да, у нас есть несколько человек, которые получают стипендию. Она невысокая и зависит от индивидуального вклада в работу. Например, для двоих человек это номинальная сумма, в районе 1500 рублей в месяц. Но это всё равно очень важный, принципиальный момент: участник мастерской понимает, что он осваивает настоящие производственные операции и получает деньги за продукцию, сделанную в процессе обучения.

– Какие еще варианты материального поощрения особых сотрудников вы рассматривали и почему выбрали именно этот?

– Я знаю, что, например, в Санкт-Петербурге региональное законодательство позволяет мастерским для людей с особыми потребностями заключать трехсторонние соглашения с такими сотрудниками и сторонними компаниями-работодателями, которые должны соблюдать требования по квотированию рабочих мест для инвалидов, но не имеют для них подходящей работы или не могут создать для инвалида необходимые условия. В результате сотрудник работает в мастерской, а зарплату получает в компании, с которой заключено соглашение. Если работодатели солидные («Газпромбанк», например), то у них приличные зарплаты. Но в Москве таких возможностей местным законодательством не предусмотрено, да и вообще для участия в подобных проектах мастерская должна быть подразделением благотворительного фонда или самостоятельной НКО. 

Я много думала, делать ли НКО, но приняла решение, что мне это не подходит. Сама я писать заявки на гранты точно не буду. Нанимать человека, который будет это делать, – я знаю, сколько это стоит и как часто люди выигрывают эти гранты, по крайней мере поначалу. Лучше я пущу эти деньги на то, чтобы обеспечить возможность еще одному человеку приходить в мастерскую, и на зарплату кураторов. 

– Что принимаете в расчет, когда продумываете ассортимент продукции мастерской?

– Мы всё время думаем, что могут сделать наши ребята, а что им не по силам. Я не вижу смысла выпускать то, что ребята не могут делать без значительной поддержки кураторов. 

– А в целом у вас ассортимент большой?

– Очень большой. Это и керамика, и мыло ручной работы, и разные вещи, свалянные из шерсти, и ткацкие изделия, и корзины. На мой взгляд, корзины – это самая честная инклюзивная история. По крайней мере у нас, потому что к корзинам в процессе изготовления мастер вообще не притрагивается. Кто-то быстрее, кто-то медленнее, но ребята всё делают сами.

– В чем уникальность, «фишка» вашей продукции?

– У нас все изделия авторские, не повторяющие друг друга в точности. Мы, наверное, единственная мастерская (это не плохо и не хорошо, просто факт), которая при изготовлении керамики не пользуется заливкой. Когда жидкая глина заливается в формы, всё получается ровненько, гладко, но, к сожалению, абсолютно стандартно. Такого у нас нет. Мы лепим чашки и кружки руками. Они все выходят немножко разными. Поэтому не можем сделать чашки для кафе: они всегда будут отличаться по форме и объему. У одной объем может быть 250 миллилитров, у другой – 320… Готовые формы у нас есть только для салатников, но и они используются для ручной набивки. Такая керамика тоже получается неповторимой, живой. 

Занимаясь мыловарением, мы не используем полуфабрикаты. Сами варим щелочь, добавляем разные ингредиенты, оливковое масло. Ребятам очень нравится этот процесс! 

Еще корзины, которые ребята плетут, здорово смотрятся благодаря тому, что все они тоже немножко разные. Иногда у готовых корзин нарушена геометрия, и за счет этого они очень классные, живые, чудесные. А вот с валянием из шерсти мы до сих пор немножко на распутье, не понимаем, на чем сосредоточить усилия. Из практичных вещей пока только варежки можем валять.

– Какое направление работы мастерской подходит ребятам, у которых больше ограничений по здоровью?

– Скорее всего, это сухое валяние. Ребята не могут придать изделию нужную форму, но хорошо валяют шерсть. Дорабатывает изделие, конечно, мастер. Как и керамику, потому что испортить керамическое изделие в процессе изготовления ничего не стоит: пока оно необожженное, оно очень хрупкое, чуть-чуть нажал – и чашки нет. С корзинами тоже непросто. Чтобы их плести, надо считать количество стежков и иметь ловкие руки. Но вот что удивительно: многие ребята с этой работой справляются, хотя считать почти никто не умеет.

– А мыловарением могут заниматься ребята с тяжелыми нарушениями?

– Это сложный химический процесс. Ребята работают в респираторах и перчатках. Но есть и простые операции: ребята режут это мыло, на весах отмеривают. Всем участникам нашей мастерской очень нравится мыловарение. Так что мне кажется, мыло – тема неплохая. И на ярмарках оно хорошо продается.

– С какого ассортимента вы начинали?

– С керамики, с кружек. Сразу печь купили. Но долго ничего толком сделать не могли, изделия лопались и трескались. Я полностью поменяла керамистов, и дело потихонечку пошло. Подстроились, научились работать, поняли, какую глину покупать.

– Керамика ручной работы – это действительно очень эстетичная и душевная продукция, которая может стать украшением абсолютно каждого дома. Ну и те, кто задумывается о создании мастерской для людей с особыми потребностями, в большинстве своем мечтают именно о таком производстве. Стоит ли начинать именно с него, особенно если реализация проекта начинается в условиях ограниченных ресурсов?

– Нет, керамикой вообще не советую заниматься, потому что это очень дорого, нужны печи, нужно соответствующее помещение. Печи стоят как крыло от самолета, да и сам процесс недешевый: изделие сначала обжигается в течение суток, потом покрывается глазурью, которая стоит дорого, потом опять обжигается сутки, а электричество тоже стоит приличных денег… Мы по этому пути пошли просто потому, что я керамику ужасно люблю и мне казалось, что ее можно будет успешно продавать. 

А вообще-то для начала надо придумывать что-то другое. Лучше бы – такую продукцию, в которой у людей постоянно есть потребность. Например, производить то, что можно съесть. Может, сухофрукты. В нашей мастерской к продукции, на которую есть постоянный устойчивый спрос, можно отнести мыло. 

– Что еще вы с высоты своего опыта можете порекомендовать тем, кто только задумывается о создании мастерской для людей с особыми потребностями?

– Мне кажется, надо еще «на берегу» понять, что именно ты хочешь делать, что получать на выходе. Это важно. Как я уже говорила, можно просто помогать развлекать людей с особыми потребностями. Вкладывать деньги в интересный досуг для них и этим обеспечивать им эмоциональную поддержку, а себе – некий статус. 

Дальше, если все-таки ты остановил свой выбор на каком-то производстве, то надо понимать, как к этому относиться: как к способу занять людей с инвалидностью или как к работе для них. Если речь именно о работе, необходимо продумать, как воспитать у особых людей четкое понимание, что это не кружок самодеятельности, а место, где они должны делать то, что надо, а не то, что хочется. 

Очень важно сразу поставить конкретные цели и задачи и доходчиво их сформулировать: в мастерской мы выполняем задание мастера, а не делаем то, чего вдруг захотелось. Например, если сегодня изготавливаем кружки и миски, то можем спросить у особого работника: «Что ты хочешь? Кружку или миску? Нам и то, и другое нужно. А если хочешь поднос, нам это сейчас не нужно, это ты сможешь делать в другой раз». Если человек говорит: «Я устал, хочу погулять», объясняем: «Погулять можно через 15 минут, а сейчас давай работать». При том, что у нас очень легкая и дружелюбная рабочая атмосфера: и музыка звучит, и чай пьем, и разговоры разговариваем. Но мы стараемся держать некий формат, по-другому нельзя.

– Понятно, что мастерская многое дает людям с особыми потребностями: возможность почувствовать себя взрослым и нужным, найти интересное занятие и новых друзей, да в конце концов – просто не быть запертым в четырех стенах, регулярно выходить из дома в то место, где тебе рады, где тебя ждут… А что такой проект может дать его организаторам?

– По моему опыту, такие проекты даже в тяжелые времена помогают сохранить смысл и радость. Именно в «Кусте» я поняла, как важны взаимопомощь и взаимовыручка. Это то, что я больше всего ценю в работе мастерской, что меня больше всего радует и что я хочу сохранить.